С 1992 по 1997 г. — член комиссии по государственным премиям в области изобразительного искусства при Президенте Российской Федерации, эксперт по фотоискусству.
Как фотограф участвовал более, чем в 20 серьезных выставках (Россия, Германия, Швеция, Дания, Финляндия, Франция, Швейцария, Америка, Англия), имел 5 персональных выставок в различных странах. Его работы находятся в ГМИИ им. А. С. Пушкина, галерее «Коркоран» в Вашингтоне, музее «Файн Арт» в Бостоне, в частных собраниях и галереях.
Преподавал в МГУ имени М. В. Ломоносова на факультете журналистики (фотокомпозиция и бильдредактирование, основы дизайна).
В 2003 году в издательстве МГУ опубликована его книга по теории фотографии «Фотография как». Второе издание, переработанное и дополненное, вышло в свет в 2004 году. Творческий сайт Александра Лапина находится здесь.
«Поэзия — это нечто неподвластное
активным силам человеческого разума».
Шелли
«Камера — это гораздо больше, чем просто
фиксирующий аппарат. Это средство, благодаря
которому мы связываемся с другим миром».
Оскар Уэллес
Что такое поэзия никто не знает, иногда сам поэт не вполне представляет, что же у него получилось.
А. Сельвинский говорил, что он готов поспорить с любым определением поэзии и тут же написать стихотворение, которое не будет соответствовать предложенной формулировке.
Точно так же никто не знает, что такое художественная или поэтическая фотография. А потому у нас есть надежда отыскать нечто общее между фотографией и поэзией.
Сразу же следует оговориться, что задача эта почти безнадежная. Трудность в том, что каналы восприятия искусства слова и искусства изображения совершенно различны. Можно обладать чувством языка, но совершенно не воспринимать язык изображения, и наоборот.
И все же есть некое пространство, где они пересекаются. Но прежде несколько очевидных соображений, касающихся восприятия поэзии и фотографии.
Первое и, казалось бы, самое неразрешимое противоречие. Поэзия воспринимается во времени, фотография — мгновенно. На самом деле это не так. Многие исследователи отмечают, что стихотворение (конечно, не очень большое), после того, как оно прочитано, воспринимается именно целиком, во всех своих связях. А фотография также «прочитывается» не в один момент. Глаз двигается от одной детали к другой в определенном порядке, переходя от детали А к детали В, отмечает зрительную связь между знаками, в силу чего возникает ассоциативная связь между
означаемыми понятиями или словами-названиями предметов. И только после этого мы воспринимаем фотографию как изобразительную и смысловую цельность.
Поэтов единицы, а людей, пишущих стихи, миллионы. Но точно так же среди миллионов фотографирующих в мире едва ли с десяток настоящих фотографов. Людей, которые не представляют свою жизнь без поэзии, так же много. Среди них множество настоящих ценителей, весьма тонко в поэзии разбирающихся.
О поэзии писали и думали, ее исследовали и анализировали лучшие умы на протяжении многих веков. Фотографии повезло меньше, у нее не было своего Леонардо. Есть серьезные исследования, но они посвящены, в основном, фотографии как основе киноискусства или же социологии функционирования фотографии в современном мире. Да и какая может быть теория фотографии, когда ей самой всего 160 лет. По сравнению с поэзией это же просто ребенок, еще не научившийся говорить.
Поэзия демократична и доступна каждому, кто считает, что стихотворение — это зарифмованные слова, расположенные лесенкой. Можно, например, написать оду по случаю дня рождения жены или начальника по работе. Что-то вроде «с днем рожденья поздравляя, счастья в жизни Вам желаю!».
Доступность, кажущаяся легкость фотографии вредит ей еще больше, особенно с появлением дешевых автоматических и цифровых камер. Теперь каждый считает себя фотографом, фотографирует практически все население. Культура восприятия фотографии крайне низка, это привычка «прочитывать» в снимке документальное, фактическое сообщение, неумение проникнуть дальше поверхности фотобумаги, в глубину изображения.
Нужно признать, что далеко не все способны воспринимать пластику фотографического (или иного) изображения. Если есть люди, равнодушные к поэзии или музыке, и им абсолютно невозможно объяснить, что это такое, по крайней мере, без значительных усилий с их стороны, то очевидно, что определенная часть публики не понимает или не способна понять, что такое картина или же художественная фотография. Их не научили, или они не постарались, короче у таких людей атрофирован какой-то необходимый для понимания пластических искусств орган, который мгновенно реагирует на организованность изображения. А уж если форма действительно хороша, гармонична и выразительна, возбуждается настолько, что вызывает чувство восторга такое же, как и при чтении стихов или слушании музыки.
Поэзия очень хрупкая вещь, ее легко разрушить, стоит только начать воспринимать слова, составляющие поэтический текст, буквально. Или же задать сакральный вопрос: «А что автор хотел этим сказать?». Точно такой же вопрос задает себе человек, когда видит перед собой фотографию. Задает и требует ответа.
Чтобы воспринимать поэзию, нужен особый слух и особый настрой. По этому поводу Поль Валери тонко заметил, что сообразно с различием склада умов, поэзия либо не имеет никакой ценности для человека, либо же обладает бесконечной значимостью, что уподобляет ее самому Богу.
Чтобы стать поэзией, настоящее должно кончиться, пройти. Прошедшее же переживается как утрата. Но это качество — ностальгия — в самой природе фотографии, которая всегда в прошлом, всегда неповторима и всегда свидетельство утраты. Фотография — пережитое, ушедшее мгновение, а поэзия — переживание такого мгновения. Фотография в широком смысле (не обязательно художественная) склонна к ностальгии, как и лирическая поэзия.
Легко говорить о фотографии вообще, как о социальном феномене, средстве массовой коммуникации или визуальном коде. Но это то же самое, как если бы некто стал рассуждать о литературе, имея в виду любой текст — надпись на заборе, телефонный справочник, школьное сочинение, романы великих писателей и прочее. Термин «фотография» совершенно не дифференцирован в языке, фотография — это все, что угодно на фотобумаге. А ведь между снимком на паспорт, научным снимком, заказным портретом, газетной новостной фотографией и, наконец, произведением фотоискусства нет ничего общего, кроме этой самой бумаги.
На вопрос «Может ли фотография вызвать поэтическое переживание?», — следует ответить: сколько угодно. Коль скоро переживание это может быть вызвано какими-то эмоциями, образами, связанными с реальностью, а фотография — энциклопедия зрительных образов реальности,
и к этому еще надо добавить ее способность будить воспоминания, вызывать в сознании некие островки памяти. Поэтому фотографии хранят в домашних альбомах и вешают на стены. Можно закрыть поэта в комнате без окон и «кормить» его фотографиями — стихи будут, был бы поэт. Конечно, фотографическое изображение не равноценно реальности, это знак ее. Но в сознании всплывают какие-то воспоминания со всеми обстоятельствами, запахами, прикосновениями и прочим. Это и вызывает или в состоянии вызвать поэтическое переживание у зрителя.
Вопрос в другом: существует ли такая фотография, которая объективно содержит в своей структуре, организации материала некоторые черты, аналогичные каким-то элементам структуры поэтического произведения? Пусть даже не фотография вообще, а всего лишь малая и вполне определенная ее часть.
Сначала необходимо остановиться на двух уникальных феноменах фотографического творчества, абсолютно невозможных не только в случае поэзии, но и в любом другом виде классического искусства. В создание фотографического произведения почти всегда вмешивается случай. Причем, это происходит со всеми: и с начинающим фотографом, и с большим мастером. Правда, последнему «везет» гораздо чаще, ведь он неизмеримо больше работает, понимает, что делает и в состоянии оценить результат.
Второй феномен — следствие первого. Только в фотографии любой фотолюбитель, если ему сильно повезет, может сделать снимок, столь же ценный в художественном отношении, как и работа фотографа-художника. Но, увы, скорее всего шедевр пропадет: наш гипотетический фотолюбитель просто не сможет понять, что же у него получилось. Однако если найдется некто, обладающий вкусом пониманием, иначе говоря, — эксперт, который сумеет оценить подобный «подарок судьбы», — уникальный снимок будет сохранен для людей. В этом случае, кстати, возникает интересный вопрос: кто же автор шедевра — эксперт или тот, кто нажал на кнопку, а потом не смог по достоинству оценить снимок 1.
Все это не отменяет существование фотографического искусства, просто это искусство особого рода, со своей спецификой. Фотография в большей степени, чем другие искусства зависит от реальности, что отнюдьне преуменьшает роль человека, автора. Его творчество реализуется по-другому, иначе, чем в классическом искусстве.
Искусство фотографии существует потому, что сама реальность спонтанно создает некие моменты истины и красоты. Задача фотографа — интуитивно откликнуться и запечатлеть такой уникальный момент. Ситуацию, когда автор зачастую не в состоянии предугадать, что у него получится, трудно себе представить в каком-то другом искусстве, кроме фотографии, разве только еще в поэзии. Стихи возникают спонтанно, стихи рождаются в подсознании из случайно услышанного слова или промелькнувшего созвучия. Поэт часто бывает медиумом, связующим звеном между чем-то неосязаемым (не представимым) и листом бумаги. И фотография чаще всего рождается спонтанно, по воле случая. Она складывается из невообразимого количества слагаемых, которые «встречаются» в один единственный момент времени и создают гармоничную картину, полную взаимосвязей и нюансов.
Поэты бывают медиумами или создателями. Фотограф, работающий репортажным методом (без режиссуры, вмешательства в происходящее), всегда медиум. Он откликается на происходящее, но не создает его. В таком случае фотограф, если говорить о фотографии как искусстве (не искусстве фотографирования, а именно искусстве, без указания технологии создания произведения), — тоже всего лишь связной между хаосом зрительной реальности и листом фотобумаги.
Нельзя сказать: «Я сделал этот снимок».
Фотографу всего лишь удается зафиксировать некий момент: «И потом на пленке я увидел такое, чего не мог себе представить, мне повезло».
Методика работы фотографа учитывает влияние случайности: он снимает много, очень много, затем из тысячи кадров, изображений, которые рождены игрой света и тени в его камере, выбирается один единственный и говорится: «Вот то, что я искал, это и есть правда, это и есть красота».
Если применить подобную практику к работе поэта, получится примерно следующий процесс: можно написать отдельные слова на бумажках, подбрасывать их в воздух и смотреть, какие фразы и сочетания получатся при падении, а потом снова и снова бросать бумажки в воздух. Вполне вероятно, что какие-то идеи, зацепки со временем появятся. Конечно, это будет всего лишь полуфабрикат, и с ним еще надо работать.
Но и негатив, кадрик на пленке, тоже полуфабрикат для фотографа, работа только начинается: осмысление, анализ, реализация возможностей негатива на отпечатке. Очень непроизводительный труд? Конечно. Фотограф, работающий на улице, снимает до 20 пленок в день, это примерно 700 кадров, из них, быть может, один-два останутся для рассмотрения. А если при такой работе в течение года в его коллекции появятся несколько работ высокого уровня — это большая удача. Такова специфика, и с этим ничего не поделаешь. А кроме того, эти несколько кадров, они того стоят.
Поэзия состоит из слов, однако механическое сложение этих слов не дает поэтического содержания. Все дело в порядке слов, сцеплениях и созвучиях между ними. Поэзия не поддается пересказу. Даже такую простую фразу как «мама мыла раму» невозможно перевести на язык изображения. Пока у нас нет средств, чтобы передать созвучия «ма-мы-аму». Точно так же нельзя изобразить мысль, зато можно вызвать ее с помощью изображения. Но и в поэзии мысли не изображены, они возникают в процессе восприятия.
И фотография не всегда переводима на
другой язык. Материал фотографии составляют объекты реальности. Если это чисто информационная фотография, поэтическое содержание может в ней присутствовать постольку, поскольку оно присутствует в самой реальности. Задача фотографа в этом случае — зафиксировать такой момент, технически передать иллюзию реальности. Это фотография поэтическая по материалу. Зримая реальность способна в отдельные моменты спонтанно создавать ситуации, имеющие именно поэтическое содержание, — и фотография доказывает эту ее способность.
Если же материал фотографии пластически организован, а разнообразные структурные связи, возникающие как следствие такой организации (зрительные, геометрические, тональные, а также связи, буквально невидимые в изображении, — семантические), образуют сцепления и «созвучия», подобные таковым в поэтическом тексте, — тогда это фотография поэтическая по конструкции.
Неповторимому звучанию слова в поэзии соответствует столь же неповторимая «интонация» предмета (знака) в фотографии: очертания, форма, свет, фактурность и прочее. Конечно, само по себе наличие упорядоченных связей в изображении еще ни о чем не говорит, все зависит от контекста. Содержание это может быть банальным и глупым, умным и тонким, может быть литературным или каким-то другим, а в отдельных случаях — поэтическим.
Иногда говорят: главное в музыке — это неслышимое, в пластическом искусстве — невидимое и неосязаемое. Говорят и так: искусство — это попытка выразить невыразимое. Насколько это приложимо к искусству фотографии?
Если фотограф сознательно отказывается от сюжета, от поиска символических деталей, если о его снимках говорят «да здесь же ничего нет», — в этом «ничего» может быть очень и очень многое. Все зависит от таланта и вкуса. Стихи, как известно, растут из некоего сора, «не ведая стыда». Не следует ли и фотографии искать поэтическое не в фиксации исключительных событий, а в привычном и будничном? Такая тихая и немногословная фотография переходит от рассказа к показу, от очевидного к невидимому, от фиксации к анализу, от поверхности факта к глубине размышления. Именно она и может быть в чем-то главном близка поэзии.
Александр Лапин. "Велосипедисты"
Поэзия — ритмически организованная структура, это созвучия, паузы, резонансы слов. Возникает огромное количество связей, пронизывающих материал на всех уровнях. Семантические, тональные, геометрические связи возникают и в фотографии, часто даже независимо от воли фотографа. Но найти, увидеть их — мало, необходимо заставить их работать, только тогда отдельные, еле слышные голоса, возможно, сольются в общий хор. Здесь и потребуется форма, всепроницающая организация всего материала на уровне изображения.
В конечном счете поэзия — это искусство складывать слова в единый выразительный текст. Точно так же и фотография — искусство складывать отдельные детали в цельное и наделенное смыслом изображение.
Ритмическая организация, членение плоскости, ударения-рифмы на отдельных элементах, — все это дает основание сравнивать фотографию со стихотворением. Плоскостная, графическая композиция, построенная на «рифмах» темных и светлых окон и квадрата двери в центре, которые поддерживают два велосипеда с мальчиками. Симметрия уживается с асимметрией. Удивительно, сколько здесь совпадений: над темной дверью черное окно, справа и слева от него светлые ниши, потом опять два черных окна, и так далее, и тому подобное (фото Александра Лапина, слева).
В любом куске реальности в рамке видоискателя существуют связи предметов и фигур между собой. Человек связывается с другим человеком, даже если этот другой — всего лишь портрет на стене.
Но есть и иные связи, чисто изобразительные — геометрические, тональные, цветовые. Причем, число таких связей в изображении гораздо больше, чем в самом объекте. Это объясняется тем, что изображение плоское. Изобразительные связи дают новое качество, невозможное при восприятии реальности. Связи возникают не только между родственными предметами, связи появляются и между предметами, никак не сочетающимися, несопоставимыми. Связи порождают ассоциации, ассоциации — поэтическое содержание.
Фотография А. Кертеша (внизу справа). Здесь главное — связь двух элементов, белой фигуры гимнаста и черной — зрителя на мосту, эта связь изобразительная и одновременно смысловая, вернее, сначала изобразительная, а потом только становится смысловой. Была ли эта связь видимой в реальности? Только на один момент, и только в той точке в пространстве, которую занимал фотограф. То есть можно сказать, что такого сопоставления никто кроме него не видел и не представлял.
Андре Кертеш
Сильная связь двух выделенных по контрасту с фоном фигур — белая фигура + черная фигура (симметрия, форма, общая вертикаль) и в то же самое время контраст между ними (ориентация, тональность) подчеркивают смысловую связь и контраст между гимнастом и зрителем, что в конечном итоге определяет содержание снимка. Здесь изображение факта поднимается до самых высоких обобщений. Это отношения артиста и зрителей, даже более того — художника и толпы. Причем художник, гимнаст на прекрасной фотографии Кертеша сделан из того же белого «материала», что и небо вверху. «Слова» эти не высказаны прямо и нигде в изображении не записаны, но они читаются сквозь поверхность фотографии как поэтическое иносказание, метафора.
Смысловые, логические связи только обозначаются (их еще нужно раскрыть), изобразительные связи ощущаются непосредственно, они заданы, изображены (потому их и называют изобразительными). Это как в языке — связь значений двух слов мы воспринимаем рассудком, а связь их звучаний эмоционально, потому что ощущаем ее реально.
Это, наверное, самая известная фотография великого Картье-Брессона. Она построена на единственной изобразительной рифме: прыгающий через лужу мужчина и прыгающая балерина на плакате, в этой рифме и надо искать содержание. Оно близко к содержанию работы Кертеша, это поэтические ассоциации на тему «искусство и жизнь», но здесь появляется новый оттенок: противопоставление «мужчина и женщина». А кроме того, как мужчина, так и плакат имеют своих двойников, — это отражения в огромной луже (на фото Анри Картье-Брессона, внизу).
Анри Картье-Брессон Фотографию обычно упрекают в том, что она всегонавсего протокольная копия реальности, сделанная бездушной камерой, что она способна зафиксировать только то, что случилось, но никоим образом не то, что могло бы случиться.
То есть, если этому верить, вымысел и фантазия в фотографии невозможны.
Однако это совсем не так. Разрыв между содержанием изображения и изображаемым так же велик, как разрыв между случаем из жизни и рассказом или стихотворением, написанными по этому поводу. То есть вымысел и фантазия в «обыкновенной» репортажной фотографии достижимы. И мы убедились в этом на многих примерах.
Ф. Г. Лорка писал: «Что такое поэзия? А вот что: союз двух слов, о которых никто не подозревал, что они могут соединиться и что, соединившись, они будут выражать новую тайну всякий раз, когда их произнесут».
Существование зрительной связи между двумя иконическими знаками более всего сближает фотографию и поэзию.
Это подобно поэтической строфе, когда созвучие между двумя выделенными словами приводит к взаимодействию всех оттенков их значений и смыслов. («Звук уснул» у Ф. Тютчева. Три раза повторенное «у» соединяет два, казалось бы, несовместимых по смыслу слова гораздо сильнее, чем любая другая, незвуковая связь).
Вот и хороший фотограф часто рифмует совершенно несопоставимые, несоединимые вещи и понятия. Возможно, облако на фотографии будет похоже на дерево (оно и в реальности было похоже, но всего на один момент), а на переднем плане — яблоня в цвету. Но связь облако + яблоня появляется именно в изображении. Эта связь содержательна, она вызвана подобием иконических знаков, что приводит в конечном итоге к ассоциативной связи облако на небе, как дерево + дерево на земле, как облако. Может быть, эта идея и привлекла фотографа.
Облако-дерево и дерево-облако, в этом есть немного от поэзии. Жаль только, что в переводе с изобразительного языка это не звучит так убедительно, ибо во взаимодействии слов «облако» и «дерево» нет силы поэтического созвучия.
«Основой всего является поэзия. Многие фотографы носятся с какими-то странным и нелепыми изображениями, думая, что это и есть поэзия. Ничуть не бывало. Поэзия включает в себя обычно два элемента, вступающие в противоречие, и между ними вспыхивает искра. Но она появляется лишь изредка и ее трудно подстеречь. Это то же самое, как если бы человек подстерегал вдохновение, оно приходит само, когда человек живет полной, обогащающей его жизнью» (А. Картье-Брессон).
Интересно, что и поэт и фотограф говорят именно о двух элементах, а не о трех или четырех. Надо полагать, что двух достаточно. Дело в том, что фотограф чаще всего сопрягает в кадре именно два элемента, редко три. Четыре согласующихся элементав кадре — так может повезти только раз в жизни. Б. Пастернак сравнивал стихотворение с покрывалом, натянутым на острия нескольких слов. Что важно — нескольких, но не всех, значит, и нескольких достаточно. Фотография при всей своей природной немоте и одновременно способности будить фантазию больше всего соответствует короткому стихотворению из трех-четырех строф.
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
Басе
Лаконизм и глубина хокку могут передать содержание хорошей фотографии. Фотография называет предметы, изображая их. Но в этих изображениях-знаках иногда столько выразительности, образности, что способность фотографии к иносказанию, метафоре оказываетсяничуть не меньшей, чем у поэзии. А кроме того, эти знаки и связи подобия и контраста между ними способны вызвать ту самую искру, о которой говорит Брессон.
А вот мнение художника В. Фаворского: «Кроме того, по аналогии с поэзией нужно указать на нечто вроде рифмы, когда через подобие одна форма похожа на другую, и они перекликаются».
Можно говорить об изобразительных рифмах — это зрительная перекличка (созвучие) деталей изображения, предметов и людей Конструктивно рифмы основаны на подобии или контрасте геометрических форм и фигур тех знаков, которые изображают реальные объекты. Но, кроме того, эти иконические знаки имеют собственную выразительность именно как отвлеченные формы.
Подушка и старушка, банальнейшее сочетание слов. Но поэт написал бы стихотворение о том, как человек на подушке любит, в подушку шепчет стихи и проливает ночные слезы и на подушке умирает. Наверное, в мировой поэзии есть такое стихотворение.
И нашелся фотограф, который запечатлел все это в одной по-настоящему поэтической фотографии (фото Павла Смертина, справа). Во-первых, подушка на ней одушевлена, это такое же живое существо, вечный спутник человеческой жизни. Во-торых, старушка и подушка имеют общие очертания, связаны большим количеством пронизывающих их округлых линий-складок. Это объединяет их в одно нерасторжимое целое, хотя первоначальный контраст-конфликт между живым и неживым, черным и белым остается в силе.
Сцепление мыслей и знаков. И еще это очень близко тому, что Л. Толстой называл «сцеплением мыслей». «Во всем, почти во всем, что я писал, мною руководила потребность собрания мыслей, сцепленных между собой, для выражения себя, но и каждая мысль, выраженная словами, особо теряет свой смысл, страшно понижается, когда берется одна из того сцепления, в котором она находится. Само же сцепление составлено не мыслью (я думаю), а чем-то другим, и выразить основу этого сцепления непосредственно словами никак нельзя; а можно только посредственно — словами описывая образы, действия, положения».
В нашем случае «сцепление мыслей» осуществляется на уровне изображения сцеплением иконических знаков, а сами мысли возникают как результат такого изобразительного сцепления-связи.
Анри Картье-Брессон
Видим мы в конечном счете не глазом, а мозгом, поэтому почти всегда видим не то, что видим, а то, что думаем. Это в жизни. А при восприятии изображения, той же фотографии с ее установкой на длительное и подробное рассматривание, мы, наоборот, думаем то, что видим.
Таким образом, именно формотворческая фотография, направленная не столько на регистрацию изображаемого объекта, сколько на целенаправленную организацию его изображения, сходна по структуре с поэзией. Это рифмы-связи, это содержание, возникающее между словами-изображениями, это созвучия знаков-форм и многое другое. В частности, фотография способна быть столь же лаконичной, как лирическая поэзия, в ней больше умалчивается,нежели рассказывается. И главное — это возможность создания самых разнообразных, в том числе и поэтических, ассоциаций, которые изобразительная фотография (по аналогии с изобразительным искусством) создает, вырезая из реальности определенные сочетания предметов и устанавливая связи между ними. На этой предельно лаконичной и красивой фотографии всего несколько выхваченных светом округлых линий: овал плеч,
полукруг руки отца и руки ребенка, ослепительно белое лицо ребенка над окружностью таза с водой. Но эти несколько линий составляют такое ритмическое и мелодическое богатство композиции, которое трудно было себе вообразить на простой «домашней» фотографии. Запрокинутое к небу лицо малыша напоминает икону (фото К. Мацузаки, слева).
Фотография имеет дело только с реальностью. Иногда даже рассматривают фотографическое изображение как точную копию реальности, как ее слепок, как саму реальность, перетекающую на фотобумагу. И главным свойством фотографии считают ее документальность, точность в передаче деталей.
На самом деле отношения фотографии и реальности намного сложнее. Да, степень правдоподобия фотографического изображения значительно выше, чем в живописи. А тем более — в графике. И все же она не абсолютна, отличия между изображением и изображаемым существуют и в фотографии, просто они не так заметны. Достаточно указать хотя бы на плоскостность изображения, передачуцветов в черно-белой фотографии. Знаки предметов и людей (а на фотобумаге мы распознаем знаки, а не сами объекты) могут быть искажены до неузнаваемости. Тональные, масштабные, геометрические отношения строятся заново.
Отличия эти достаточны, чтобы рассматривать фотографию как самостоятельную реальность, создаваемую во многих случаях не столько физико-химическими процессами, сколько творческими устремлениями фотографа. Более того, отличия между тем, что изображено и как это изображено, освобождают пространство не только для фотографического творчества, но и для фотографического искусства.
Отношения между поэзией и реальностью гораздо более сложные. Но возможна ли поэзия вне реальности? Поэт черпает свои наблюдения и переживания именно из реальности. Они-то и составляют материал поэзии. Но поэзия состоит из слов. Поль Валери сравнивал стихотворение с растянутым колебанием между звуком и смыслом, поэзия состоит из отношения слов или отношения их резонансов. Метод поэзии — раскрытие слова, снятие шелухи штампов, раскрепощение смысла, это высвобождение поэтического потенциала языка. Поэт живет во вполне определенной реальности, в том числе и языковой, и зависит от нее.
Поэтическое переживание порождается окружающей действительностью, зато потом существует обособленно, не будучи с ней связано. И это как бы новая реальность, надстроенная над повседневностью, она более высокого порядка, поэтическая.
Есть один вечный фотографический сюжет — это человек (или предмет) и его тень. Суть сюжета в том, что тень ведет совершенно самостоятельное существование, она не повторяет, а раскрывает; не отражает, а выражает; говорит своим голосом, что и становится содержанием такой фотографии. Тень очеловечивается, что очень напоминает прием олицетворения, например, в басне, собственно портрет чего-то с тенью и есть фотографический аналог такой басни. Мораль возникает на контрасте изображения тени и человека, тени и предмета.
Поэтическое содержание фотографии реализуется в виде иносказания, подтекста, иногда весьма далекого от информации на поверхности.
Павел Смертин.
Люди, пережившие клиническую смерть, рассказывают, что в эти моменты человек получает возможность воспарить над своим бренным телом с его пищеварением, выделениями, необходимостью зарабатывать деньги и прочими мерзостями жизни, воспарить — и увидеть жизнь свою и жизнь вообще сверху, в другом измерении. Но то же самое испытывает человек, которого «ударила» настоящая поэзия, фотография, живопись или музыка, причем он переживает такой полет не один раз в момент смерти, а несколько раз в жизни. Несколько, а не много, хотя бы потому, что «Троица» Рублева в мире одна. Да и то, каждого ведь «ударяет» свое. Одного — Бродский, другого — Есенин; одного — Набоков, другого — Пелевин; одного — Рембрандт, другого — Дали.
Поэзия — это как бы взгляд сверху, когда распадается привычная связь вещей и создается новая. Фотография, при всей ее кажущейся приземленности, способна и на это. Благодаря ей мы обретаем новое зрение. Лишь на фотографии можно увидеть полет пули или корону, которую образует падающая капля молока. Мы можем рассмотреть, наконец, привычные вещи, которые в обычной жизни никогда нерассматриваем подробно, не видим, воспринимаем кусками. Но и более того, мы можем увидеть и оценить смысл зрительного сочетания разных, несопоставимых в жизни вещей и понятий. Мы обнаруживаем связи между ними, связи подобия или контраста. Возникает множество ассоциаций, в отдельных случаях сводящихся именно к поэтическому содержанию.
Одно маленькое стихотворение можно читать всю жизнь. Самые ленивые просто заучивают его наизусть. И фотография может быть такой же долгоиграющей, нужно повесить ее на стену, а затем читать и читать многие годы, пока не исчерпает себя. К счастью, есть в мире несколько таких фотографий, которые с честью выдержат «испытание стеной».
Вот еще одна, не менее замечательная фотография. Уходящая вдаль лестница, полная каменных шаров. На одном из них сидит девочка, она склонилась вниз и ловит мяч (фото Г. Бодрова, справа).
Сама девочка походит на большой шар, и мяч внизу — это тоже шар. Вот те связи, которые возникают в совершенно уникальном снимке Г. Бодрова.
Конечно, это чистейшей воды поэзия. Дорога жизни, жизнь как игра. Но постойте, всегда ли мы сознаем, во что и чем играем? Судите сами, разве мяч в руках девочки не рифмуется с ее головой как тонально, так и по размеру?
Примечание
Два музея
Хороших снимков гораздо больше, чем хороших фотографов. И совсем не потому, что у каждого хорошего фотографа все работы по-настоящему хороши, вовсе нет.
Как уже не раз подчеркивалось, специфика фотографии такова, что в ней большую роль играет случайность. Поэтому даже у среднего фотографа, даже у начинающего фотолюбителя можно найти один-два великолепных снимка. Но сам средний или начинающий фотограф, скорее всего, не сможет оценить их по достоинству. Мы уже говорили, что в такой ситуации нужен куратор, критик, искусствовед, специалист, называйте как хотите, только он может уберечь это фотографическое богатство от уничтожения.
Из таких «спасенных» фотографий можно было бы сделать великолепную выставку. Что с того, что у них нет полноценного автора, если даже это игра природы, зато какой прекрасной может быть эта игра! Почему же нет таких выставок? Потому что нет таких кураторов.
Прекрасные фотографии безымянных авторов валяются буквально под ногами. Очень важно сохранить их, не потерять, и немедленно начать собирать коллекцию для будущего Музея Шедевров Фотографического Искусства, который должен быть неподалеку от будущего Музея Мастеров Фотографического Искусства. Кстати, каждый Мастер имеет право выставить в Музее Шедевров одну свою работу. И очень интересно, заметят ли ее среди других? А еще хотелось бы посмотреть, как Мастер будет выбирать из коллекции своих фотографий одну, но такую…
Если говорить серьезно, — есть два пути (которые не отрицают друг друга) — выставка какого-то мастера, ретроспектива из нескольких сотен его работ. И выставка уникальных фотографий пусть даже никому не известных авторов. Но такую выставку собрать гораздо труднее, здесь нужен безупречный вкус и понимание фотографии.
Журналы проводят всевозможные конкурсы для начинающих, те отправляют на конкурс сотни или тысячи снимков. Казалось бы, остается сидеть и выбирать. Не получается, занимаются этим, как правило, случайные
люди, не имеющие понятия, что такое хорошо и что такое плохо в фотографии.
По материалам журнала «Стороны света» №1
Обучение проводится по адресам:
О школе
